Интервью с Людмилой Гришиной – руководителем проекта «Территория безопасности».
– Добрый день! Расскажите, пожалуйста, немного о себе.
– Добрый день. Меня зовут Гришина Людмила Владимировна. Мне 56 лет, я живу и работаю последние 9 лет в Москве. До этого я жила в Донецке. В 2013–2014 годах, когда на Украине начали происходить известные события, я уже была вдовой, а мои дети были достаточно взрослыми.
– Вы с 2014 года участвуете в защите мирного населения Донбасса. Что сподвигло Вас на принятие данного решения?
– Я видела и понимала все происходящее, особенно когда в Донецке начались митинги после смещения легитимного президента Януковича. Я принимала участие в каждом митинге. А 7 апреля люди, которые приходили каждую субботу и воскресенье на митинги на центральную площадь Донецка, заняли здание государственной областной администрации, и это здание на какое-то время стало своего рода центром нашего сопротивления Киеву. Почему я туда пошла, что меня сподвигло? Скорее всего понимание того, что то, что происходит в Киеве, просто так не закончится. Мой возраст и жизненный опыт подсказывали, что все пойдет по сценарию Югославии, и, собственно говоря, так и получилось. Понимая, что я могу принести какую-то пользу, помочь, я пошла в медпункт на втором этаже той самой госадминистрации и так там и осталась.
– Какие события этого времени Вам больше всего запомнились?
– После 2 мая, когда сожгли людей в Одессе, мы прекрасно осознавали, что следующими можем быть мы. А учитывая, что здание госадминистрации было просто напичкано взрывчаткой и бутылками с «коктейлем Молотова», то все могло вспыхнуть в любой момент. К счастью, этого не произошло.
Очень хорошо запомнился период подготовки и проведения референдума. Для нас это было очень важно, потому что перед глазами был пример Крыма, и, конечно, понятно было, что так легко и быстро, как с Крымом, вряд ли получится. Но все-таки люди считали, что их мнение и их волеизъявление весь мир должен каким-то образом принять, потому что это наш выбор. Это было тяжелое, сложное время, но знаете, оно было и счастливым. Может быть, сейчас это прозвучит как-то пафосно, но мы ведь действительно вершили историю. Это был переломный момент, и если бы тогда в Донецке мы не выстояли, если бы нас сломали, наверное, СВО началась бы на 10 лет раньше. Уже позже, летом 2014 года, когда все перешло к активным боевым действиям, каждый, кто считал нужным пойти добровольцем, понимал, что мы прикрываем собой Россию. Причем без каких-то определенных перспектив и надежд на награды, звания, выслугу лет и пенсию. Об этом даже никто не думал. В принципе никто даже не рассчитывал дожить до этого. На войне ведь знаете как – сегодня утром к тебе человек стучится: «Док, есть кофе?» А вечером я уже везу его в морг и закрываю ему глаза. Нельзя ничего заранее планировать, все очень тяжело и страшно.
За период моей службы, начиная с первого добровольческого медицинского отряда, ровно год – с апреля 2014 по март 2015 года – я служила в отряде специального назначения, который потом превратился в МГБ. После этого я познакомилась с Юрием Юрьевичем Евичем – в медицинском отряде, который он создал совместно с другими донецкими врачами после начала боевых действий.
Летом, после службы в МГБ, мы присоединились к отряду под руководством командира «Рязань» – он служил в разведуправлении ДНР (РО ДНР, так оно и называлось). Там мы прослужили 2 или 3 месяца: до конца лета – начала осени. И один из самых запоминающихся боев произошел тогда в аэропорту 25 сентября – как раз тот самый случай, когда утром с человеком пьешь кофе, а вечером его увозишь в морг. Тяжелый, очень тяжелый был день, страшный. Но это война.
После этого Юрия Юрьевича перевели в Горловскую 3-ю бригаду Народной милиции – сначала исполняющим обязанности, потом начмедом. Мы полгода служили в Горловке в медицинской роте. Самый длинный период, самый насыщенный, опасный. Было много активных боевых действий. Мало того что Горловку просто обстреливали, наши
войска вели еще и наступательные операции в Озеряновке, в Углегорске и потом в Логвиново. Про Логвиново те, кто там был, не забудут никогда. Потому что в тот период закрывался Дебальцевский котел. Собственно говоря, эта маленькая деревня, о которой никто почти и не знал до того момента, стала камнем преткновения, именно в этом месте закрыли котел. Примерно неделя боев за эту деревню слилась для меня в один длинный день, потому что мы выезжали с Евичем и с моим мехводом, позывной «Красный», практически каждый день, по несколько раз, спали урывками. Мы возили туда БК, воду, лекарства, провожали колонны танков, которые просто не знали туда дорогу. Обратно вывозили раненых. Те ребята, которых я оттуда вывозила, до сих пор меня помнят. Мы общаемся, пишем друг другу.
– Сейчас Вы являетесь руководителем учебного центра «Территория безопасности – проект Ангел». Расскажите, пожалуйста, о создании и работе проекта. Какова была цель его создания?
– После Дебальцевской операции наступила небольшая передышка, и мы с Юрием Евичем на какое-то время уехали в Москву. Мы планировали вернуться, потом еще служить, но как-то не сложилось. В сентябре мы еще приехали, потренировали ребят в том же разведуправлении, где служили раньше, но наши услуги оказались невостребованными, и мы вернулись в Москву. В Москве мы организовали учебный проект, который работает и сейчас. Он называется «Технология выживания: тактическая медицина». Вместе мы работали 8 лет. В 2021 году мы разделились – у него остался свой проект, а я со своими коллегами организовала собственный. Мы его назвали «Территория безопасности – проект Ангел». И он несколько отличается от предыдущего проекта, потому что ориентирован не только на военных, но и на гражданских. Само название «Территория безопасности» говорит о том, что наша задача – создать для людей вот эту территорию безопасности там, где они живут.
– Какие дисциплины преподаются в Вашем центре?
– Мы обучаем людей оказанию первой помощи, пожарной безопасности, готовим к чрезвычайным ситуациям, объясняем, что такое терроризм, каким он бывает, как по возможности избежать попадания в экстремальную ситуацию. Но основное направление, конечно, это тактическая медицина и первая помощь.
Честно говоря, я не знаю, мы не подсчитывали, сколько человек обучили за последние 2 года, я не веду такую статистику, но несколько тысяч человек точно есть.
У меня очень хороший коллектив. Я очень люблю своих инструкторов – они не просто мои друзья, это моя семья. Мы поддерживаем друг друга в тяжелых ситуациях. Когда мне было очень тяжело, я понимала, что за моей спиной – мои коллеги и мы все равно прорвемся, все будет хорошо.
– Кто является слушателями? Есть ли какой-то специальный отбор?
– К нам приходят совершенно разные люди. И по возрасту, и по социальному статусу, и по профессии. Абсолютно всех мы принимаем – и военных, и ребят, которые подписывают контракт или идут добровольцами. В 2022 году, когда началась специальная военная операция и когда объявили мобилизацию, у нас был очень большой поток. Есть и гражданские, которые тоже видят, знают, что происходит, понимают, что им нужно быть ко всему готовыми.
Кто-то приводит с собой детей – это очень похвально, потому что подрастающее поколение нужно не только учить, но еще и воспитывать своим собственным примером.
Из тех направлений, которые сейчас очень востребованы – это направление БПЛА, направление РЭБ, или, как оно сейчас называется, РЭР – радиоэлектронная разведка, артразведка, выживание при артобстреле. Это очень интересные курсы, семинары, на них люди всегда приходят. Кроме того, есть просто однодневные семинары. То есть, например, приходят отрабатывать наложение жгутов, повязок, остановку кровотечения. Мы учим ставить капельницы, делать внутривенные инъекции. Делаем это на специальном тренажере. Иногда жизнь человека может зависеть от того, умеют ли те, кто находится рядом, сделать укол или поставить капельницу. Такое тоже бывает.
– Как Вы относитесь к тому, что сейчас первую помощь и тактическую медицину часто преподают люди, не только не имеющие боевого опыта, но и без базовой медицинской подготовки?
– В последнее время, особенно с начала специальной военной операции, когда курсы по военной медицине и первой помощи стали очень востребованы, скажем так, на рынке – куда деваться, мы ведь живем в капиталистическом обществе, приходится к нему приспосабливаться – появилось очень много разных курсов-однодневок, которые ведут люди, не имеющие специального образования или боевого опыта. Да, если человек хочет чему-то научиться и потом передавать эти знания – пожалуйста! Но главное, чтобы он это делал правильно. Например, есть несколько учеников, которые учились у нас с Евичем, потом у меня несколько раз проходили курсы, возможно, еще где-то, потому что достойных курсов и преподавателей, которые дают очень хорошую подготовку – их много. Можно пройти такие курсы и потом обучать первой помощи.
Я хочу отметить один момент – для того чтобы спасти человека, зачастую не обязательно быть врачом или медсестрой, просто нужно иметь понимание, что делать в данный конкретный момент, иметь необходимое снаряжение – жгут или турникет, перевязочные материалы, гемостатическое средство, если человек знает, как им пользоваться. Это, собственно говоря, весь основной набор, который позволяет спасти жизнь человека, естественно, если повреждения не настолько сильные, что спасти уже невозможно. Ситуации бывают разные, иногда и врачи не успевают.
В среде военных медиков, инструкторов и коллег, с которыми я общаюсь, считается дурным тоном критиковать кого-то, так что я не хочу никого затрагивать, а вот похвалить и сказать о тех, кто работает хорошо, к кому стоит пойти, считаю правильным и нужным. Это курс «Ратмед» в Санкт-Петербурге, это курсы Артема Николаевича Катулина – он дает очень хорошую подготовку, он грамотный врач. Есть еще учебный центр «Алгоритм», в котором тоже достойно обучают.
В принципе я бы хотела посоветовать людям, которые хотят чему-то научиться: прежде чем идти в какой-то учебный центр или к какому-то инструктору, просто почитайте о них в интернете, соберите о них информацию, послушайте людей, почитайте о них отзывы, и тогда станет все понятно. Если учебный центр работает год, два, три, пять – понятно, что там уже люди с опытом. Опять-таки на сайтах или в группах во «ВКонтакте», где есть информация об этих проектах, там есть информация и об инструкторах, которые в этих учебных центрах или проектах работают. Допустим, у меня в проекте все инструкторы, которые ведут курсы – они специалисты в своей теме. У меня есть врачи, есть манипуляционная медсестра, есть спасатель, пожарный, есть человек, который ведет историю отечественного оружия и небольшой семинар по стрельбе из пневматики. Мы готовим людей, которые никогда не держали в руках оружие, даем им понятие, хотя бы приблизительное, как стрелять, как целиться, что такое вообще оружие и как с ним обращаться.
Поэтому если кто-то хочет чему-то научиться, то всегда можно найти учителя. Был бы ученик, а учителей хватает.
– А как Вы относитесь к дистанционному обучению первой помощи?
– К дистанционному обучению первой помощи, тактической медицине я отношусь категорически отрицательно. Человек должен своими собственными руками помочь самому себе и своему коллеге. По сути, самое главное – это самопомощь. И нужно уметь делать это и в стрессовой ситуации, и когда темно, когда обстрел, когда какая-то критическая ситуация.
Прежде всего необходимо справиться с собственным страхом, с собственной паникой и уже потом вспомнить о том, что у тебя есть аптечка, а она обязательно должна быть, и оказать помощь самому себе. Если в помощи нуждается кто-то рядом – то же самое. Приходим в себя, вдох-выдох – и пошли работать. Но для того, чтобы этим работать, нужно все это подержать в руках, нужно понимать, до какой степени нужно тянуть жгут, что такое тампонада раны, как перебинтовать, что чувствует человек, которому ты накладываешь жгут, что чувствуешь ты сам. Правильно наложенный жгут – это больно. Это показатель того, что вы сделали все верно. Потому что при тренировке у нас же нет артериального кровотечения. Значит для того, чтобы понимать, насколько туго вы наложили жгут, вы должны чувствовать боль и онемение в руке. Как это можно объяснить и показать дистанционно? Я не понимаю и крайне отрицательно отношусь к такому обучению. Я еще могу понять, если человек, допустим, прошел практику где-то и уже понимает, о чем идет речь, – тогда чему-то более углубленному, более расширенному, может, и можно обучить. Но первично обучать удаленно – нет, нельзя.
– Вы сейчас бываете в Донбассе?
– Да. Например, сегодня ночью я как раз стартую туда, еду к своим друзьям, к своим коллегам, ученикам, везу небольшую партию гуманитарки и еду пообщаться, немножко окунуться в эту атмосферу, поговорить, поделиться какими-то планами. Пока не буду ничего заранее говорить, потому что, сами понимаете, тема такая… Вернусь – расскажу.
– Какие у Вас дальнейшие планы?
– В планах у меня – продолжать работу проекта. К сожалению, в последнее время наблюдается большой спад участия населения в курсах. И это не только у меня, многие наши коллеги об этом говорят. Все сетуют на то, что лето. Знаете, я как-то выпустила маленькое, кратенькое видео и сказала, что у нас летом – лето, осенью – школа, зимой – холодно, весной – дача… Всегда находятся причины, чтобы куда-то не пойти и чего-то не делать. Надо сделать над собой усилие и пойти чему-то обучиться. По-моему, уже все, что могло случиться, случилось. Уже линия фронта доходит фактически до Белгорода, Курска, прилетает в Воронежскую область. Над Подмосковьем летают беспилотники, неизвестно куда в очередной раз он может упасть.
Планы у нас грандиозные. Мы хотим расширяться, мы хотим ездить по стране. Если будут приглашения, мы с удовольствием поедем. Вот сейчас поеду в Донецк, буду там общаться.
Беседовала Мария Коледа
