Интервью с российским политиком, генерал-майором КГБ в отставке, председателем Русского национального собора.
– Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, о начале Вашего пути. Ваш отец был инженером на Юго-Восточной железной дороге. Вы тоже там какое-то время работали, затем поступили и окончили МАДИ (Московский автомобильно-дорожный институт) и Высшие курсы КГБ СССР в Минске. Как Вы вообще оказались на Высших курсах КГБ и почему решили пойти по этой стезе?
– Дело в том, что я по жизни активный человек. И сразу в институте, чуть ли не с первого курса, попал на орбиту общественной работы. Меня избрали в комитет комсомола, а потом наш институт стал базовым – принимать иностранных студентов отовсюду и готовить не только по каким-то специальностям, но и вообще обучать русскому языку. Все студенты в Москве проходили сначала первый курс МАДИ, где они учили русский язык, а потом уже расходились по другим вузам. Где-то ко второму курсу в комитете комсомола я стал отвечать за линию работы с иностранными студентами. В общении с иностранными студентами меня кто-то выделил, и в комитете комсомола мне определили этот участок работы, поскольку студенты из общежития шли дальше в вузы.
Мы проводили пресс-конференции с иностранными студентами, потому что многие из них, особенно европейские, жаждали встреч с остальными студентами, задавали им вопросы, обычно с подковыркой, например, какой Советский Союз – хороший или плохой. Подобрали толковых студентов, способных вести любую дискуссию, и они довольно часто и без особых усилий сажали европейцев на место своими ответами.
Естественно, раз у нас были иностранные студенты, мы постоянно ощущали незримое присутствие сотрудника КГБ, который курировал эту работу, встречался с нами, даже разок как-то собрал основной актив комитета комсомола и провел беседу – о бдительности, о жизни.
А потом подходит пятый курс – и распределение. Распределен я был на автотранспортное предприятие в г. Пушкин Ленинградской области. Моя специализация и диплом были связаны с организацией междугородных перевозок. Тогда уже мы активно захватывали перевозки с Финляндией – вот меня туда и распределили. Проходит пара дней после этого распределения, и меня приглашают зайти в отдел кадров. Зашел и вижу там как раз того сотрудника комитета, который общался с нами. Потом присоединился еще один – видимо, он был активно работающий сотрудник, а при нем потом оказался кадровый работник. Вот он мне и сказал, что у них есть ко мне предложение. Вместо предварительного распределения перейти на службу в органы безопасности. Для меня это было достаточно неожиданно, потому что я как раз женился и мы с женой жили в общежитии. Договорились, что я все обдумаю. Посовещались с женой, и, поскольку у меня более гуманитарный склад ума, я согласился.
– С 1967 по 1983 год Вы работали в Управлении КГБ СССР по Москве и Московской области, прошли путь от оперативного работника до заместителя начальника службы контрразведки. Если можно, расскажите, чем именно Вы тогда занимались?
– По существу, это противодействие агентурной деятельности стран главного противника. Что такое противодействие? Это пресечение самой агентурной деятельности на территории страны, защита основных секретов государства. Это очень интересная работа. Мне и сейчас это интересно. Например, представьте себе, что на территорию страны идут радиопередачи из западных стран, явно рассчитанные на то, что кто-то из агентуры примет их, они адресовались кому-то конкретному. Но зона распространения радиоволн – почти на всю европейскую часть России. Надо было вести поиск. И таких историй было предостаточно – большой объем работы.
Еще больший объем работы был тогда, когда Советский Союз стал активен, действовало соглашение об обмене стажерами. Подбирались наши способные аспиранты, направлялись к ним, в Штаты, например. От них к нам – также. Они наших стажеров быстренько распределяли у себя так, что они были почти недосягаемы для нашего посольства, консульства – как бы изолировали их от страны и окружали вниманием.
Мы понимали, что, как только завербованный иностранными спецслужбами человек станет известным ученым, а не просто доцентом в какой-то интересной области, к нему придут. Шел поиск людей, которые, возможно, оказались втянуты в эту работу, и мне это было интересно.
– Были ли люди, которых, скажем так, завербовали, но они, приехав сюда, сказали – вот, у меня состоялся контакт, произошло то-то и то-то, я согласился на вербовку?
– Да, но мало. Это осталось тайной. Но тем не менее из тех материалов, которые мы в это время получали, было понятно, что противник работал энергично, приобрел серьезные позиции, источники. Работы нашим органам предстоит немало, чтобы их все-таки выявить.
– Исходя из Вашего опыта, Ваша работа в то время в сфере контрразведки и работа сейчас в сфере контрразведки в России, в современном мире, с учетом интернета, скоростных средств связи, передачи информации – насколько сильно различаются между собой? И какие основные сложности у контрразведки нынешней в выявлении агентов противника?
– Очень сильно различаются. Сейчас я изолирован от информации, но, основываясь на своей практике и прошлом опыте, могу, как говорится, немножко пофантазировать. Конечно, технические средства разведки и связи сильно усложнили жизнь контрразведки. Потому что представьте себе: едет их агент по Москве, в определенном направлении, проезжает дома, где живут дипломаты, ему на мобильный аппарат сбрасывается информация в секунду. Но она потом на бумаге выглядит как хороший такой писчий лист, с текстом, где даются определенные уточнения к чему-то, определяется место встречи и так далее. В начале моей деятельности этого не было. А попробуйте такое перехватить… Это ведь направленный выстрел. Секунда – информация ушла. Это не как радиостанция работает и, как показывают иногда в старых фильмах, пеленгаторы какие-то.
Работа и тогда была сложная, а сейчас из-за технических средств и подобных возможностей она стала еще сложнее. Поэтому квалификация людей и технических средств противодействия, используемых сейчас контрразведкой, конечно, далеко уже шагнула вперед.
– Противоположная сторона активно занимается вербовкой наших людей, в том числе для поджогов релейных шкафов на железной дороге, на различные диверсионные мероприятия. Скажите, пожалуйста, как они умудряются людей завербовать, по факту, по интернету, на подобные действия?
– Это диверсии, это не секретоносители на авиационном предприятии, например. Совсем другая сфера. Мы живем в то время, когда народ просто совсем с ума сошел и их мотивация непонятна.
– Почему люди на это соглашаются? Они не понимают, что им за это грозит, или они не понимают, насколько все серьезно?
– Понимаете, новое поколение людей выросло на том, что для них Соединенные Штаты, где Голливуд снял какой-то фильм – свет в окошке. Это для них что-то необыкновенное. Они мечтают быть в западной стране, где, казалось бы, рай. Постепенно выросло поколение, которое пресмыкается перед Западом, при этом им внушили: все, что было в СССР – ерунда, глупости, что мы – отсталые люди, а вот там – все прогрессивное. В итоге они идеологически оказываются на той стороне. Но у них есть проблемы с работой, допустим – с материальным обеспечением. Какой-то из знакомых за рубежом, кто когда-то уехал, ему сообщает: вот, позвонит или напишет человек с таким-то именем, ты с ним поговори, тебе будет интересно. Вот так постепенно человека вовлекают, объясняют ему выгоды этого дела, что он будет получать деньги за какую-то ерунду – обрезать провода, заложить спичечный коробок… Так и приобретаются люди. Идеологическая обработка – большая сила.
– Есть ли у нас наша идеология, нужна ли она и какой, по Вашему мнению, должна быть?
– Нету. Но она очень нужна. Понимаете, на базе знания истории, истории своей страны нам надо воспитать поколение людей, которое будет себя уверенно чувствовать в сфере русского патриотизма, преданности своей Родине, гордости за своих предков, отцов, понимания того, что на Западе все фальшиво и лицемерно.
Я не случайно на Первом Всероссийском благотворительном съезде в храме Христа Спасителя попытался высказать пожелание Путину все-таки вразумить министерства культуры, образования – воспитывать правильно поколения.
Почему на Западе так пытаются очернить, облить грязью Россию? Не только Россию – все, что связано с Россией? Потому что народ у них тоже за эти годы в результате еще советской и нынешней пропаганды немножко изменился. И они не понимают, зачем им воевать, особенно немцы. Они не понимают, что происходит. Обмен туристами, обмен в сфере культуры немножко изменил мировоззрение людей на Западе. И специалисты сейчас что делают? Они же должны создать мотивацию у своего народа, чтобы он был способен воевать с нами. Сейчас мало кто способен. И поэтому идет такая оголтелая пропаганда – антирусская, антироссийская. Они, собственно, готовят население к войне. То есть там это понимают. А мы – понимаем? Готовим? Все, что они понимают, я слышу в пятиминутках по радио – «Слава героям! Вот такой-то сержант, будучи раненым, сделал то-то!» Но этого мало. Нужна совершенно другая мотивация, нужна определенная политика.
– А какая нужна мотивация?
– Новые поколения должны точно знать, что уже несколько сот лет англосаксы желают сделать Россию колонией, разделить ее на части, потому что всей ею они управлять не могут. По их мнению, надо разделить Россию на куски, купить верхушку, каждому чиновнику дать по «Мерседесу», только чтобы он продавался, и вывозить сырье. У них сырья уже нет, из Африки начинают гнать. Им нужно сырье, а в России, слава Богу, 46% мировых запасов сырья. Люди должны это знать и понимать, что улыбочки англосаксов – это ложь. Он тебе улыбается, а сам думает, как у тебя все отнять. Так устроены англосаксы. И нам объясняли это еще наши классики, дореволюционные. И философы, и писатели – они все называли вещи своими именами. Это надо сделать достоянием молодежи, чтобы они читали не только какие-то дурацкие романчики, издаваемые на Западе, а свою классику.
Если не изменить культурную политику в стране, у нас будут большие неприятности. Я смотрю сейчас по молодежи, как они в перерыве выходят, хватают эти баночки, сигареты, стоят размалеванные, курят. Это что, бойцы будущие? Может, я отупел к своему возрасту, но я этого просто не понимаю. Есть чиновники, есть руководители, губернаторы, заместители, руководители управлений образования, еще чего-то. И они все сидят и ждут, пока приедет лично Путин и каждого лично направит. Это нормально?
– В 2022 году началась СВО, а война в Донбассе началась еще в 2014 году. Как Вы вообще отнеслись к объявлению СВО? Для Вас это было необходимостью, немного запоздалым решением или это было неожиданностью?
– Я оправдываю наши власти, и каким образом… У нас армия была не готова. Нельзя было раньше начать, потому что армия была не готова. Ни количественно, ни качественно. И экономически мы были не готовы раньше. Поэтому они тянули время, и одновременно шла активная работа в армии, в экономике.
– На каком рубеже, по Вашему мнению, должны остановиться боевые действия?
– Посмотрите историю, времена Хмельницкого, Речи Посполитой. Там была Левобережная, Правобережная с выходом к морю. У Украины не должно быть выхода к морю. Украину необходимо полностью изолировать. Тогда там не будет американского флота. Вот как есть эта линия Херсон – Одесса – Николаев – всё это должно отойти к нам, никак не меньше. И как раз получим коридор на Приднестровье. Там уже мы соседи, и всё. Я не знаю, понимают ли это сейчас наверху. Боюсь, что пятая колонна тоже работает, пугает, видимо, Путина – как бы, наконец, Запад не спровоцировал настоящую всеобщую войну, подговаривает его на полпути остановиться. Не дай бог.
– Как Вы считаете, возможна ли полная денацификация Украины и каким именно образом она будет проходить?
– Возможна. Потому что, во-первых, немалая часть украинцев – она уже денацифицирована. Лопочут что-то, поддакивают, прячутся, но немалая часть этого населения – наши люди. Значит, сделайте везде выборку правильных глав администрации, ректоров, директоров техникумов и прочих. Измените программы. Я Вас уверяю, через пять – десять лет будет другой народ, такой же, как был в СССР. А в СССР был нормальный народ. Я помню еще по КГБ, когда ездил туда в командировки и сталкивался с их оперативным составом – нормальные мужики, наши люди. Прекрасно работали. Как-то я, будучи еще сотрудником, познакомился с одним из секретарей райкома во Львове. И он меня пригласил приехать к нему в отпуск, походить на охоту. Нормальные люди. Они и сейчас такие, не сомневаюсь. Просто все боятся пикнуть, это понятно. Но они быстро изменятся. Вообще украинцы – они очень пластичные. Они быстренько приспосабливаются к новым условиям.
– Незадолго до СВО продолжился конфликт между Арменией и Азербайджаном, в итоге по факту Арцах был сдан. По Вашему мнению, почему был сдан Арцах, и вообще, почему произошел настолько серьезный конфликт между Арменией и Азербайджаном? И чем, по Вашему мнению, он может закончиться?
– Вы знаете, в Арцахе много ценного сырья. Из-за этого все и идет. Чиновники это все контролируют, это огромные прибыли. А Франция туда за этим и рвется. Франции все время нужны полезные ископаемые. Как всегда – под руководством наших великих кормчих вся дипломатическая работа и работа в окружении России, в бывших советских республиках в свое время была пущена на самотек, мы вообще плевали на нее. А в это время там вызревали националистические элиты. Довыжидались. Пришел к власти Пашинян. Он, конечно, сдаст Армению – уже сдал. Ну и плюс к этому добавьте еще этот клубок противоречий, когда там есть еще и интересы Турции, а она свой кусок тоже не отдаст. Все это завязывается в один узел, и нам там сложно придется.
– Почему Армения за все это время так и не признала Нагорный Карабах? Ведь в свое время они говорили, что «Нагорный Карабах – это наша территория», но при этом Нагорный Карабах не был признан даже самой Арменией.
– Я думаю, там вопрос в первую очередь в экономической сфере. Потому что там есть какие-то ценные вещи, и, если признать эту территорию, Армения обязана была бы ее защищать. А она не в состоянии этого делать, рассчитывает на Россию, на остальных. Я думаю, что в этом ответ и кроется.
– Как Вы думаете, что будет дальше с Арменией? Сейчас Азербайджан требует отдать еще кусок территории, но уже самой Армении.
– Да, при Пашиняне он и заберет. Потому что Азербайджан мощней, президент Алиев – он, по-моему, не сильно ориентируется на Европу, больше на Турцию. И вместе с Турцией они все, что хотят, получат. Конфликт затянется, будут еще столкновения. Макрон там ничем не поможет, он просто болтает языком. Франция останется ни с чем. Ну и плюс у нас уже другой подход к этому региону. Понимаете, армянская диаспора и Армения сильно зависят от России. Ведь если некоторых тут встряхнуть, у них доходы поубавятся, и, я думаю, они Пашиняна сами скинут.
– И риторический вопрос, если можно: не секрет, что после развала СССР в отделившихся республиках осталось русское население. А о них кто-нибудь подумал? И меняется ли ситуация сейчас?
– Никто там ничего не подумал. Всем было наплевать. Вот на Украине был посол Черномырдин. Ну на баяне он играл. И считал, что, поскольку он контролирует нефть, Украина никуда не денется. Ему было наплевать. Вот так и везде. А еще там был посол – бывший министр здравоохранения Зурабов. Ну что это за посол? Просто мелкий коммерсантишка. Он что, удержит Украину? Так везде и было. И только сейчас спохватились.
– Почему после службы в КГБ Вы в принципе пошли в политику?
– Потому что я увидел, что вокруг Ельцина одна шпана собралась, непорядочные люди, а он предложил мне через Силаева готовить тезисы для выступления в Верховном Совете для назначения министром безопасности. Они меня зовут туда всю эти шпану защищать, которая разворовывает. Я-то видел, что вокруг происходит. И вот я там буду сидеть и их прикрывать? Ну и все, вместо будущего назначения я написал прошение об отставке. И ушел. Сначала меня не уволили. Верховный Совет не проголосовал. Большинство потребовало меня оставить. Но там изо всех сил Хазбулатов и прочие старались – сделали перерыв на день, работали со всеми, и с небольшим перевесом голосов все-таки согласились на мой уход.
– Совсем недавно, 28 февраля 2024 года, умер Николай Иванович Рыжков, председатель Совета министров СССР. Вы были с ним знакомы и занимались государственными делами. Расскажите о его роли в современной истории.
– Во-первых, это, конечно, очень порядочный человек. Я знаю и его, и его семью. Он меня перевел из МВД в Совет министров. Как раз потому, что тогда обо мне уже пошли разговоры и в горкоме партии, и везде. Первый секретарь Гришин стал выяснять: кто такой Стерлигов? Потому что везде аресты идут, Бутырка забита вся. Вот эти круги, идущие вокруг, привели, видимо, Рыжкова к мысли о том, что иной раз не хватает правительству информации для принятия решений, подготовки постановлений. Рыжову, конечно, тоже хотелось создать канал информирования. Когда готовилось какое-то постановление правительства, его готовил замминистра, министр из этих же отраслей. Допустим, нефтяная отрасль – и министр тоже вышел из нефтяников. И другие тоже. Они все постановления так делают, чтоб в отрасль выбить побольше средств. И некоторые просто скрывали то, что им надо было скрыть. Денечка за три до заседания правительства я отдавал документы управляющему делами Смиртюкову, а это великая личность, вообще гигант мысли, при Сталине еще работал, и мало того, что он как энциклопедия в области работы Совмина, он вообще просто умница большая, я у него многому научился. Он нес их Рыжкову, а ведь в документах мы говорили, что вот это – вранье, хоть и другими словами, вот это – не так, это – приведет к тому-то, по мнению такого-то… Вот для чего и как я попал туда.
– В одной из Ваших книг Вы говорите: «В политике не бывает случайностей». Почему, на Ваш взгляд, распался Советский Союз? Это результат внутренних накопившихся противоречий или все-таки влияние извне?
– И то, и другое. Конечно, проблемы внутри были. Но американцы, англичане интенсивно работали над тем, чтобы приобрести тут источники влияния. Например, Яковлев же – чисто агент ЦРУ. Они работали, изнутри разлагали. Так что все это совпало. Наложилось на накопившиеся проблемы и, конечно, социализм.
– Интересно спросить не только про политику, но и про символы. Как Вы считаете, почему в СССР в трудные времена включали именно «Лебединое озеро» Чайковского?
– Вот этого я не знаю, меня это тоже удивляло. Ну, может, красиво потому что. Пауза возникает – черт его знает, надо что-нибудь. Телевизионщики, наверное, что-нибудь схитрили, у них юмор-то есть.
– Не могу не спросить про августовский путч 1991 года. Если посмотреть из XXI века, ситуация выглядит странной. Президент СССР Михаил Горбачев находится на даче в Форосе. В это же время создается ГКЧП, в Москву вводятся войска. Ельцин, председатель Верховного Совета РСФСР, выступает перед Белым домом с призывом к сопротивлению. Как тогда выглядела эта ситуация для Вас лично? Почему она возникла и почему разрешилась именно так?
– Я летал за Горбачевым в Форос в составе команды, все это было. Действительно, коса на камень нашла, и бывшее руководство Союза понимало, что надо что-то решать или мы развалимся. И поэтому Горбачев тут, конечно, со своими интригами схитрил. Потому что с его согласия все это делали гэкачеписты. Чтобы его не подставлять как участника – он как бы в этом не участвовал, – они, закрепив ситуацию, прилетели к нему с предложением: «Пожалуйста, решайте вопрос, летим в Москву, вы получаете стабилизированное положение». Но Ельцин с командой были в таком положении, что, если не в их пользу решится, то им всем – в Лефортово, в камеры. И они стали активно работать на телевидении, везде, и поэтому все вот так обострилось. Крючков меня тогда попросил держать связь с одним его замом, а я Крючкову сказал: «Если уж так, Ельцина все-таки мы спихнем, тогда можно использовать Руцкого. Взгляды его в принципе вполне приемлемые». Крючков был с этим согласен.
– Как Вы охарактеризуете деятельность Руцкого и его самого как личность?
– Он энергичный человек. Я считаю, он заслуживает только положительных оценок.
– Почему события 1991-го, а потом и 1993 года привели именно к такому результату, по Вашему мнению?
– Слабость руководства, взявшегося за ГКЧП. Им не хватило духу. Надо было действовать жестко и последовательно. А они все размякли и ждали, что вроде все само решится. А само не решится.
– Расскажите, пожалуйста, каким Вы видите развитие России и ее положение в мире?
– Россия прошла сложный путь в своем развитии. Она была царской Россией, была и коммунистической страной. Сейчас – капиталистическая. Все эксперименты Россия выдерживает. И выдержит, что хотите, если говорить народу правду. У нас народ всегда отзывался на справедливость. В нашем народе есть потребность в справедливости. Если он видит во власти справедливость, он вокруг нее объединяется и выдержит все что угодно.
Беседу вела Мария Коледа
